Повседневная жизнь советского разведчика, или Скан - Страница 60

...

За необоснованную и неоднократную смену любовников руководство объявило «М» замечание.

Поскольку шпионское ремесло — в основном удел мужчин, то попробуем посмотреть на женщин как на объект их оперативных устремлений. Главный постулат или аксиома, выведенная чисто эмпирически, гласит, что в разведке не известны случаи вербовок женщин мужчинами, минуя постель. Чисто теоретически можно представить себе идеологический оазис, в который попадает разведчик и женщина и в котором ему, вероятно, будет хватать идеологических аргументов для того, чтобы склонить женщину к сотрудничеству. Но даже идеологическая близость вряд ли помешает их интимной близости.

Ну а на практике мне известен совершенно достоверный пример того, как наш оперработник (кстати, представитель одной из трех кавказских республик) на «морально-психологической» основе привлек к сотрудничеству одну незамужнюю женщину, сотрудницу посольства одной из стран НАТО; как эта агентесса категорически отказывалась работать с другими оперработниками и как наш вербовщик постоянно «мотался» по командировкам в те страны, которые по случайному совпадению являлись страной пребывания дипломата в юбке. Излишне упоминать о том, что информационная отдача агентессы достигала своего наивысшего пика, когда завербовавший ее сотрудник оказывался с ней рядом.

...

Целесообразно поставить вопрос о ее переводе в ранг агента, поскольку доверительные отношения с ней де-факто переросли в интимные.

А если разведчик не может или не хочет «перейти Рубикон», то разработка женщины превращается в сплошные «рыдания». У женщины, какой бы дурнушкой она не была, первый вопрос, который возникает при подходе оперативного работника, сводится, как правило, к одному: «Чего он от меня хочет?» Поскольку тот сразу не может сказать, что его интересуют не глазки, не ножки и не другие ее прелести, а то, что лежит у нее в служебном сейфе, и вынужден на первых порах заниматься непонятной для нее «тягомотиной» или, как говорят англичане, «бить палкой по кустам», то у нее однозначно возникает подозрение, что «я ему нравлюсь». Разная направленность интересов и ожиданий заканчивается, как правило, плачевно.

Это все теория, скажет нетерпеливый читатель. Где же конкретные примеры? Ну хорошо, вот один из них.

По заданию Центра я должен был встретиться с женщиной-агентом, прибывшей в Копенгаген из другой страны. Я как следует проверился в городе и в назначенное время вышел на явку. Место встречи находилось у витрины небольшого магазинчика, и я, выбрав более-менее удобную позицию для наблюдения, стал дожидаться появления агентессы. Время было воскресное, магазин закрыт, улица, застроенная небольшими коттеджами, пустынна, — в общем чувствовал я себя не самым лучшим образом.

...

У него была выгодная позиция наблюдать за мной: нос неправильной формы с увеличенными ноздрями, глаза на выкате. Другие черты не выделялись.

И вот вижу, как из-за угла появляется средних лет женщина. Она бодрой походкой приближается к пресловутому магазинчику, и я, как гончая на тяге, делаю стойку. Но что это такое? Вместо того чтобы остановиться перед витриной и полюбоваться на выставленные там скобяные товары, женщина проходит мимо. Вот она уже оставила позади себя магазин, следующий за ним дом и скоро скроется за поворотом.

Что делать? У меня нет сомнений, что это она, но почему же она не соблюдает условия явки?

...

Опознавательный признак: оперработник — на руках перчатки, третью перчатку несет в одной из двух рук

Я срываюсь с места, догоняю ее и тихим голосом, чтобы не напугать, говорю, проникновенно глядя ей в глаза, что-то вроде:

— Мадам, извините, не продаете ли вы славянский шкаф?

«Мадам», как ни странно, сообщает мне отзыв. Удача! Я все-таки не ошибся!

— А почему вы не остановились перед витриной?

— Разве? Ах, извините, я не придала этому значения.

— Больше так, пожалуйста, не делайте. Давайте пройдем вон в ту рощицу и поговорим.

Поздоровались. Отметив прекрасную погоду, он хотел было отправиться в гостиницу, но оперработник предложил более интересное место за углом.

В рощице нам пришлось изображать умеренно влюбленную парочку, чтобы не привлекать внимание редких, а потому внимательных к нам прохожих.

— Центр предлагает вам выехать в такую-то страну и сделать то-то и то-то.

— Ой, я не смогу этого сделать. Дома остался больной муж, за ним некому ухаживать.

И агентесса на глазах у публики самым нахальным образом, как малый ребенок, расплакалась. Причлось мобилизовать все свои отцовские качества и по мере возможности утешать ее и уговаривать выполнить задание Москвы. Со стороны я наверняка выглядел мерзким типом, соблазнившим эту хрупкую особу, а теперь делающим «прыжок в сторону». Отдельные датские старушки, степенно гулявшие по дорожкам, бросали в мою сторону укоризненные взгляды. Агентесса, подобрав ноги под себя, сидела на моем новом пиджаке, а я неловко скрючился поблизости, пытаясь привести ее в чувство.

Наконец слезы кончились. Договорились, что она вернется домой, поставит на ноги супруга, а после этого соблаговолит поехать туда, куда просят строгие дяди с площади Дзержинского. На поездку выдал ей деньги, и мы распрощались. Ее поездка в Копенгаген оказалась совершенно напрасной.

В качестве постскриптума к этому эпизоду можно было бы добавить, что и сама агентесса и ее муж к моменту выезда на явку в Копенгаген уже попали в разработку спецслужбы противника, были перевербованы ею и действовали строго в рамках правил навязанной им радиоигры с московским Центром. Но об этом мы узнали через много-много лет. Так что все оказалось не так уж и невинно, как это пыталась мне показать коварная агентесса. Она выбрала правильный тон в общении с представителем Центра. Лучший для женщины способ оправдаться перед мужчиной — слезы.