Повседневная жизнь советского разведчика, или Скан - Страница 54

— Но ты слабо разбираешься в финансах, я подключу к тебе в качестве эксперта Шарова. У него по этой части имеется опыт, — крикнул вдогонку резидент.

Перефотографировав чековую книжку «Корейко» — такой псевдоним был единодушно присвоен ему в резидентуре, я вернул ее владельцу и договорился, что мы с ним в ближайшее время свяжемся по телефону.

У моего старшего коллеги Толи Шарова голова была прикручена к плечам правильным местом и играла роль не только вешалки для шляпы, и вместе мы быстро выработали план дальнейших действий. Главным пунктом этого плана были проверочные действия в отношении состоятельности подпольного датского миллионера.

Первым делом мы осмотрели жилище «Корейко», местонахождение которого было указано в чековой книжке. Это был скромный коттедж в ближайшем пригороде Копенгагена, в котором проживали представители среднего класса столицы. Он ничем не выделялся из окружавших его других частных сооружений, если не считать высокого забора, за который заглянуть с улицы было невозможно. Мы несколько раз выезжали на местность, чтобы попытаться зафиксировать хоть какие-то признаки активности вокруг виллы, но все было напрасно: она каждый раз таинственно смотрела на нас закрытыми глазницами ворот, и даже самого ее владельца мы ни разу не видели ни входящим, ни выходящим. Это, конечно, могло свидетельствовать о чем угодно, в том числе о наших ограниченных возможностях.

Следующим нашим шагом была проверка кредитоспособности объекта. Мне было поручено под видом германского бизнесмена, заключавшего с нашим клиентом сделку, позвонить в «Скандинависка Эншильда» и спросить, можно ли и насколько можно доверять при этом Енсену. Как мы узнали, обращение в банк клиента было обычным делом при проверке его кредитоспособности, и ничего противозаконного в наших действиях не содержалось. Естественно, от имени советского посольства или торгпредства звонить было не разумно.

Я выехал в город и на немецком языке позвонил по справочному телефону в банк из телефона-автомата. Меня быстро соединили с клерком, отвечавшим на хорошем же немецком. Он подтвердил, что наш «Корейко» значится среди клиентов банка, что на его счету имеется солидная сумма, а когда я уточнил, можно ли мне заключать с ним сделку в размере нескольких миллионов крон, клерк ответил утвердительно.

Это уже было кое-что, но не все. Существовала теоретическая возможность того, что за обращением «Корейко» к нам стояла непонятная пока провокационная акция противника, и организовать подстраховку в банке для спецслужбы особых трудностей не представляло. И все-таки мы каким-то шестым чувством чуяли, что на провокацию это не было похоже и что миллионер с нами искренен, хотя и не до конца. У него были какие-то серьезные обстоятельства, не позволявшие пока до конца раскрыться перед нами — например, налоговые обязательства перед датским государством, сложные взаимоотношения с партнерами по бизнесу, родственниками или знакомыми и — в конце-концов — естественное недоверие к нам.

— Давай пригласим его в шикарный ресторан и заставим раскошелиться. Простенькая, но эффективная комбинация, — предложил Шаров. — Посмотрим на его поведение. Помнится, в Лондоне мы таким способом разоблачили жулика.

Я стал было сомневаться, пойдет ли на это сам объект проверки (джинсовый костюм и шикарный ресторан в моем представлении слабо увязывались вместе), разрешит ли нам резидент встречаться с ним без согласования с Центром, но все быстро уладилось: «Корейко» без колебаний пошел на встречу и принял наш вызов (в разговоре с ним я нагло напросился вместе с еще одним коллегой угоститься за его счет!), а резидент дал добро «погулять на «халяву».

...

Объект дал согласие на его проверку.

В назначенный вечер после тщательной поверки мы входили в надушенный всеми запахами синтетической парфюмерии вестибюль гостиницы «Шератон». Ресторан был несколькими этажами выше, и бесшумный лифт в несколько секунд вознес нас в царство кулинарии. Модерновый интерьер, приглушенная музыка, медленно передвигающиеся официанты, стекло, бетон, мрамор и современные скульптуры, плеск и близкое ощущение воды. Неужели «Корейко» опять появится здесь в джинсовом костюме и резиновых шлепанцах на босую ногу? Кстати, где же он?

Он возник откуда-то из соседнего зала и материализовался перед нами во всей своей красе: тот же потертый джинсовый костюм, те же вьетнамки, с той только разницей, что на сей раз пришел в носках. Уму непостижимо, как он удерживал шлепанцы через носки на ногах.

...

Изменений во внешнем виде «X» за истекший период не произошло, за исключением ампутации левой ноги.

Я представил ему Шарова по имени, и мы прошли в отдельный кабинет, где нас встретил предупредительный официант во фраке.

«Корейко» дал нам карт-бланш на заказ, а сам ограничился каким-то простым блюдом типа омлета. Мы долго изощрялись, пытаясь выбрать блюда и напитки подороже и поэкзотичней, но при всей нашей фантазии не могли выйти за пределы 300–400 долларов. Обед проходил несколько натянуто — это была первая встреча с объектом, и беседа касалась в основном общих тем. «Корейко» ел исключительно мало, ссылаясь на необходимость соблюдать диету, а пил только «рамлесу» — шведскую минеральную водичку.

Во время беседы мы в общих чертах обрисовали ему схему финансовой операции, в которой ему придется участвовать. Наше положение упрощалось в том смысле, что нам не пришлось что-то выдумывать или врать. Сама жизнь заставляла нас следовать условиям, в которые был поставлен Советский Союз в семидесятые годы. Наши западные противники в очередной раз устроили блокаду, запретив своим бизнесменам продавать в Советский Союз современные технологии. Инициаторы блокады США в рамках так называемого комитета КОКОМ навязали эту линию своим союзникам, и те были вынуждены следовать ей вопреки своим экономическим и торговым интересам. У некоторых представителей частного бизнеса эти беспардонные действия американцев вызывали законный протест, и они с удовольствием нарушали запреты и списки КОКОМа, когда для этого возникали благоприятные условия. К благоприятным условиям относились наличие у нашей стороны денег и соблюдение тайны.