Повседневная жизнь советского разведчика, или Скан - Страница 46

… Я поднялся наверх и позвонил в дверь гостевой. Никто за дверью не ответил. Осторожно нажав ручку, я приоткрыл дверь и просунул в проем голову. Моему взору представилась идиллическая картина безмятежного сна двух русских богатырей, расположившихся прямо в креслах. Завсектором смачно чмокал во сне губами и одной ногой делал некое подобие антраша. Галстук съехал на бок, руки безжизненно повисли. Партийный журналист-обозреватель сладко похрапывал, примостившись в узком для него кресле бочком, подложив под голову обе руки. На столе стояла недопитая бутылка коричневой жидкости и два граненых стакана. Хрусталь по распоряжению посла им больше не доверяли.

— Кхе-кхе, — осторожно кашлянул я, надеясь таким способом разбудить спящую надежду пролетариата. Но сон был крепок и глубок, поэтому пришлось легонько потрясти обозревателя «Правды» за штанину.

— А? Что? Где я? — всполошился Корионов, мгновенно просыпаясь. — Ты кто такой?

— Моя фамилия Григорьев. Посол поручил мне проводить вас в аэропорт.

— А-а, ясно… Коля, вставай. Ну вставай же ты, наконец! Ехать пора!

Корионов засуетился по комнате, собирая с кровати и с пола оставшиеся неупакованными вещи, запихивая их, как попало, в чемодан и большой портфель. Поскольку завсектором возвращался к действительности медленно, то Корионов стал собирать и вещи своего друга. Создалось впечатление, что вещи у них были общие, потому что журналист засунул в портфель две электрические бритвы, две мыльницы и две зубные щетки. Шапошников проснулся уже настолько, что мог тупо и надменно наблюдать за происходящим, не поднимаясь все еще с кресла.

— Ну что ж, Коля, давай выпьем на дорожку.

Эти слова заставили-таки Шапошникова встать. Он четким шагом, как-то по-солдатски, подошел к столу, налил себе полстакана жидкости и с отвращением высосал его содержимое.

— Фу… какая гадость…

— Время поджимает, — попытался я напомнить и тут же пожалел об этом.

— Ты кто такой, чтобы мне… Я тебя в бараний рог… — заплетающимся языком пригрозил завсектором, надевая пиджак задом наперед.

Наконец компания, пошатываясь, выползла наружу и втиснулась на заднее сиденье «форда», который я предусмотрительно загнал во двор, чтобы избавить прохожих от позорного зрелища.

— Ямщи-и-к, не гони лошаде-е-е-й… — совсем по-купечески затянул Шапошников.

— Коля, держись, — посоветовал ему верный друг Виталий, усвоивший рядом с завсектором роль то ли Дядьки, то ли слуги и наставника в одном лице.

Доехали без приключений, если не считать того, что при виде привлекательной датчанки за окном машины у Шапошникова вдруг взыграли сильные мужские чувства, и он стал настаивать на том, чтобы остановиться и познакомиться с ней лично.

Оставив машину на стоянке для дипломатических машин и сунув отъезжающим вещи в руки, я повел их в здание аэропорта. Коля туг же выронил свой чемодан, и Виталику пришлось взять его на себя.

— Сейчас пройдем к стойке, где оформляются дипломаты, — предупредил я их. (Делегаты путешествовали всегда с диппаспортами под защитой Венской конвенции.) Неуверенной походкой горе-дипломаты добрели до стойки и с грохотом бросили вещи на пол.

— Обслужить! — властно приказал аппаратчик, уставившись, как бык на новые ворота, на сотрудника авиакомпании САС.

Тот вежливо через силу улыбнулся и по-английски попросил паспорта и билеты пассажиров. Из ниоткуда материализовался представитель «Аэрофлота» и стал услужливо привязывать бирки к чемодану. Клерк закончил регистрацию и протянул мне билеты и паспорта. Я поблагодарил датчанина и повернулся, чтобы отдать документы их владельцам, но они куда-то исчезли. Я посмотрел по сторонам и увидел обоих дядек — о ужас! — в противоположном конце зала. Они, словно играя в салки, убегали от преследовавшего их представителя «Аэрофлота» и от души дурачились над ним. Представитель, покраснев от напряжения, раскинул в стороны руки, словно загонял на насест кур. Коля с Виталиком с гиком и криком, с легкостью расшалившихся слонов, ускорили бег и стали отрываться от «аэрофлотовца». Стоявшие вокруг пассажиры и служащие аэропорта недоуменно наблюдали за этим необычным хэппенингом.

Наконец «аэрофлотовцу» удалось загнать веселую компанию в угол. Тут подоспел и я, и вдвоем нам удалось повернуть их энергию в нужном направлении. Когда мы проходили вдоль натянутого каната с табличкой «Посторонним вход запрещен», Шапошников не выдержал, задрал ноги и на глазах у дежурного полицейского перелез через барьер. Дело начина-до принимать дурной оборот, потому что полицейский пошел прямо на нас.

— В чем дело? Почему господа нарушают порядок?

К этому времени нам удалось вернуть завсектора на место, и в него обеими руками вцепился теперь верный оруженосец-журналист, готовый перегрызть за друга глотку любому полицейскому. Пришлось извиниться перед представителем власти и объяснить (в приукрашенном виде, естественно) ему суть ситуации.

Полицейский недоверчиво посмотрел на меня, перевел взгляд на парочку, которая в этот момент, вероятно, позировала невидимому художнику, собравшемуся писать с них картину «Расстрел коммунистов», и соблаговолил удалиться. В общем конфликт был улажен, и храбрые интернационалисты, сопровождаемые под локоток представителем «Аэрофлота», исчезли наконец в транзитном зале.

К сожалению, это был не единственный пример хамского, барско-высокомерного и пренебрежительного по отношению к достоинству страны поведения со стороны сильных мира того.