Повседневная жизнь советского разведчика, или Скан - Страница 131

131

Мы с моим спутником подошли к насторожившимся «янки» и представились: вице-консул такой-то и ответственный сотрудник МИД СССР такой-то. Реакция американцев была не совсем обычной. Засмущавшись, они сунули нам свои визитки и быстро ретировались в гостиницу. Вероятно, перед поездкой на архипелаг они уже были наслышаны о «тотальной системе слежки за иностранцами в коммунистической России» и приняли наш визит в Пирамиду на свой счет. Не знаю, с какой миссией они оказались в засыпанном снегом советском поселке на Шпицбергене, но на их визитках было указано, что являлись членами географического общества США, филиал в Калифорнии.

Был я свидетелем еще одного странного визита американцев в Пирамиду: под видом туристов прибыли довольно компетентные специалисты в области угледобычи из транснациональной компании «Назерн Рисосез Лимитид» с филиалами в Пасадене (США), Лондоне и Брюсселе. Их всю ночь «развлекал» директор рудника Август Петрович Назаренко, чем вызвал серьезные нарекания со стороны своей строгой супруги. Но ни одной коммерческой тайны он «янки» так и не выдал. Август Петрович, чистой воды украинец, круглый сирота, воспитанный в Сибири в немецкой семье, был настоящим стойким большевиком.

А в Баренцбурге однажды появился сотрудник Информационной конторы США из Тромсе некто Джордж М. Уайт и напросился ко мне на прием. Из беседы с ним я так и не смог составить мнение о целях его визита на Шпицберген, хотя некоторые догадки на этот счет, естественно, были. Достаточно вспомнить, что Тромсе находится в непосредственной близости к Мурманской области, и какую информационную контору надо было содержать американцам при наличии посольства в Осло и нескольких консульств в других крупных городах страны, догадаться не сложно.

Как видишь, дорогой читатель, я не смогу поведать тебе о крутых шпионских делах, о вербовках ценной агентуры среди сотрудников конторы губернатора, о добыче сверхсекретных материалов НАТО, о подставах на заимках для звероловов, тайниковых операциях в каньонах ледника Ломоносова и тому подобной романтике. В этой командировке я во многом уподобился ученому с более-менее широкими познавательными интересами и только искал носителей интересующей меня информации, чтобы в невинном разговоре «снять» с него недостающий фрагмент и вставить его потом в мозаику информационного сообщения в Центр.

В связи с новыми требованиями информацию с контакта пришлось «снимать» не «втемную», а «втрезвую»

Не надрывались мы и над контрразведывательным обслуживанием рудника. Новые времена принесли все-таки некоторые положительные изменения, и мы теперь не впадали в истерику оттого, что какой-то шахтер завел дружбу с норвежцем или, на худой случай, попросил политического убежища в Лонгиербюене. В конце концов это касалось только самого перебежчика, его рудничного начальства и консульства. К КГБ и вопросам безопасности это не имело никакого отношения, если, конечно, перебежчик не обладал государственными секретами. Но таких людей в Баренцбурге и в Пирамиде не было.

Моему предшественнику чуть не прервали карьеру за то, что какой-то метеоролог сбежал к норвежцам и попросил у них политического убежища. Два года спустя, уже при мне, аналогичный случай не только не «потянул» на драму, но с горем пополам завершился как самый бездарный фарс.

Как-то мне позвонил директор рудника А. С. Соколов и прерывающимся от волнения голосом доложил, что из поездки в Лонгиербюен не вернулся некто Романов. Этот житель Полтавщины, физически малоразвитый, оказался не подготовленным к труду шахтера, постоянно прихварывал и не выходил на работу. Руководство рудника перевело его в подсобное хозяйство — «Скотланд Ярд» — скотником. Скоро он стал предметом насмешек со стороны «настоящих» мужчин и загрустил.

Во время поездки в Лонгиербюен он обратился в контору губернатора и попросил там политического убежища, поскольку не смог в Баренцбурге «реализовать свое право на труд». Мы связались с Элдрингом, и тот подтвердил, что Романов находится у них и что его ходатайство направлено на рассмотрение министерства юстиции Норвегии!

— Господин Элдринг, — сказали мы сюссельману по-дружески, — вы можете поступать, как вам заблагорассудится, но уже прошли те времена, когда можно было бежать из России под надуманным или реальным предлогом политического преследования. Если вы дадите вид на жительство Романову, завтра к вам прибегут десяток подобных, потому что ситуация экономическая в стране и в поселке тяжелая.

Прошло два дня, и вертолет сюссельмана доставил Романова на Финнэсет и улетел. Романов, как ни в чем не бывало, дошел пешком до своего общежития и завалился спать. Отоспавшись, он заявился в консульство отметить свое возвращение, а потом отправился рассказывать о своих приключениях в Лонгиербюене товарищам по работе. Самым важным событием за эти дни для Романова явилось получение карманных денег от сюссельмана в сумме 700 норвежских крон и возможность «от пуза» напиться кока-колы.

В. пока не нашел достаточных оснований для отказа от сотрудничества, поэтому деньги был вынужден взять.

— Парни, у меня до сих пор в животе от нее урчит, — горделиво рассказывал несостоявшийся политэмигрант любопытным коллегам в общежитии.

Следующим самолетом его отправили домой в уже самостоятельную Украинскую республику.

* * *

В условиях Шпицбергена снегоход играет ту же роль, что и автомобиль на материке. Он — основное транспортное средство и для решения бытовых и оперативных вопросов, а также и для отдыха. В консульстве в скутерной стояло несколько снегоходов «Ямаха», но исправен из них был только один — консула. Остальные шесть снегоходов, принадлежащие резидентуре, находились в жалком состоянии, заезженные до предела нашими предшественниками по работе.

131